ИОСИФ БАБАЕВ – Отрывки из Роман «Т Е Ч ЕТ РЕ К А В Р Е М Е Н И» часть вторая – «Песок Времени»

          Ссора, возникшая в синагоге почти год назад не забылась. Арони Ниёз, среднего роста, с брюшком и пышными усами,  был старше своего тезки Аарона Кандина года на три-четыре. Черные красивые глаза в сочетании с тонкими губами постоянно выражали некое недовольство окружающим. Он и в самом деле был не уживчивым и, можно сказать, колючим человеком, при общении с которым сразу же возникало ощущение настороженности и тревоги. Тем не менее, он обладал сметливым умом и достиг немалых успехов в торговой работе. Ему принадлежали несколько дуконов по продаже тканей и одежды, которые он умело скупал не только у ремесленников Бухары, но и у заезжих из других городов и стран купцов. Со своими друзьями и подельниками они, в порядке очередности, довольно часто собирались в компании, так называемые «хонагаштак». Такое практиковалось и у женщин зажиточных семей, только проводили они такие посиделки днем, в отсутствие мужчин.

Сегодня была очередь Гавриэля Ниеза, двоюродного брата Арона Ниёза. Особенностью таких вечеринок было то, что все хлопоты по их подготовке и проведению брали на себя мужчины, начиная от покупки продуктов и сервирровки стола, кончая приготовлением традиционных блюд – плова, шурпы и шашлыка, лишь водку-арак брали из домашних припасов.

В комнате уже собралось несколько человек, пили чай. Время от времени заходил Гавриэль, всегда улыбающийся, готовый пошутить или высказать острое словцо. Он с помощью Арона готовил на кухне угощения, поэтому часто отлучался. Наконец, вся компания собралась, всего их было девять человек, все купцы и владельцы дуконов.

–       Ну, вот теперь можно начинать наш вечер отдыха, – начал Гавриэль, улыбаясь. Вот там, в кувшинчиках есть то, что должно  поднять нам настроение, ведь с нами сейчас нет женщин, которые во все другие времена поднимают нам настроение – он поднял палец вверх, все заулыбались, – поэтому первое, за что мы выпьем – так это за наших женщин!

–       Балле, Гаври, ты всегда найдешь, что сказать! Компания оживилась, все выпили и приступили к закускам. Среди сидящих за дастарханом не было чужих, все были хорошо знакомы между собой, поэтому чувствовали себя раскованно, свободно.

–       Дорогие друзья, – вновь заговорил Гавриэль, – прошел год, как мы вернулись с караваном  домой, наконец, очередь дошла и до моего дома – он оглядел компанию, – из присутствующих с нами были еще Уриэль Бобо и Мордухай Пинхос, дай бог им долголетия, – Гавриэль улыбнулся, – они  знают цену женского взгляда на чужбине, впрочем, кто из вас был в караванах тоже это хорошо понимают…

–     Кроме самого Уриэля, ведь он у нас самый выдержанный, – хохотнул купец Хаим Банги, явно намекая на приключение, случившееся с другом в Тегеране. Те, кто уже знал про эту историю дружно захохотали, другие их поддержали, ожидая услышать пикантную историю. В сравнительно молодой мужской компании, ясное дело, разговор о женщинах был желанен, интересен и потому охотно поддерживался.

–       Если бы вы видели в тот момент моего друга Мордухая, – тут же включился в разговор Уриэль, – как он дрожал…, – и Уриэль, прикрыв глаза, артистически стал изображать лицом и движениями рук и тела то, что, якобы, происходило в тот момент с Мордухаем, – …дрожал от нетерпения и желания, – он выразительно закатил глаза.

Взрыв хохота  потряс комнату:

–      Ай, да Уриэль! Балле, Уриэль-жон! Так может –  только он! – хохотали мужчины и вместе с ними от души смеялся и сам Мордухай.

Тем временем, Гавриэль принес чилим и те, кто прикладывался ранее к трубочке, с удовольствием стали по очереди вдыхать легкий, одурманивающий дым травки. Чилим пошел по кругу. Настроение было у всех отличное. Вскоре на столе появился в двух блюдах лоснящийся от бараньего жира плов. Налили и выпили еще. Руки потянулись к плову, набирали пальцами груду риса, прикладывали кусочки мяса и эту ароматную, вкуснейшую горку отправляли в рот, испытывая жгучее наслождение. На минутку, занятые этим священнодействием, компания притихла.

Есть категория людей, на которых выпивка действует не улучшая, а ухудшая настроение. Чем больше выпивал Арон, тем мрачнее он настраивался, все больше молчал, слушая других и какая–то озлобленность охватывала его. Многие знали об этой стороне его характера, поэтому никто к нему не обращался с разговорами, опасаясь внезапной вспышки его беспричинного гнева. Но, как говорится, если котел кипит, то пузыри образуются и… лопаются. Арону не давали покоя слова Аарона Кандина, высказанные в синагоге: «…у тебя, наверное много денег стало». И при каждом воспоминании этих слов, Арон загорался жуткой злобой на Аарона. « Щенок! Как он смеет говорить мне так! Речь идет о справедливости, а Кандины ведут себя так, будто они полные хозяева синагоги, и она создана  для того, чтобы все прихожане всегда слушали только их голоса.»

–      Разве это правильно? – вдруг выкрикнул Арон, сам не замечая того, что говорит вслух

Оживленный разговор за дастарханом сразу же умолк, все притихли.

–        А, Арон, – встревожился Гавриэль, – что случилось? Успокойся, ты же сидишь здесь, с нами…

–       Нечего меня успокаивать! – перебил его Арон. – Я вас всех спрашиваю, разве это справедливо, что Кандины хозяйничают в синагоге?…

–       Эй. Арон-ака, мы же сейчас не в синагоге, забыл что ли? – попытался перевести все в шутку Уриэль.

Кое-кто хохотнул: – Да, действительно, мы же сидим, кайфуем.

–      А ты Уриэль сиди и помалкивай, – взвился Арон, = я уже давно замечаю, как ты перед ними голову склоняешь, подтираешь им зад.

Уриэль побледнел. Такого оскорбления при всех товарищах он, конечно, не стерпит.  Вскочив с места, в один прыжок оказался рядом с Ароном, схватил его за горло повалил его на спину и стал душить. Засучив ногами Арон захрипел, пытаясь руками оторвать противника от себя. Друзья бросились разнимать их, несколько тарелок и пиал на  дастархане перевернулось. Наконец, их удалось оторвать друг от друга.

–         Подлец! Ты еще ответишь мне за это, – запыхаясь говорил Уриэль.

–         Ага, заело! – отвечал Арон, массируя шею, – правда – она всегда неприятна! Значит, я в точку попал…

Гавриэль, очень недовольный поведением двоюродного брата, подошел к Арону, – пойдем на кухню, помоги мне, пора шашлыки готовить, – и обхватив его, поднял с места. Они вышли.

–        Скотина, подлец! – бросил ему вслед Уриэль, но он не был бы самим собой, – весельчаком, шутником и душой компании, если бы даже в такую минуту не попытался  развеселить сидящих:

–        Друзья! – обратился он к ним, не обращайте внимания, наливайте! Давайте выпьем за добрых людей, за надежных друзей, с которыми всегда легко и хорошо! А то, что случилось сейчас, чтобы никогда не повторилось, – и он выпил. – Прошу вас еще раз, не обращайте внимания, забудьте! Такое иногда случается, извините меня…  Друзья поддержали его. –

В это время вошли Гавриэль и Арон, внесли на двух блюдах уложенные горкой шашлыки, посыпанные сверху красным молотом перцем и мелко нарезанным зеленым луком. Налили и выпили еще по одной.  Настроение у всех улучшилось и веселое застолье продолжалось.

–       Бродарhо – друзья!  – вновь обратился Уриэль к ним, держа в одной руке палочку шашлыка, – с вашего разрешения я расскажу вам эпизод, который случился с нами после того, как наш караван переправился через Аму-дарью. На нас напали разбойники, причем это были хорошо обученные и натренированные бандиты. Напали они как раз в том месте каравана, где были мои верблюды и еще Есефи-калона и его сына Михоэля. Мы оказались на волоске от смерти и только Хашем прикрыл и спас нас от нее. Но нас сильно ранили и только благодаря знаниям и заботе муло  Моше Кандин, – пусть продлятся его годы – мы избежали заражения и еще в пути немного подлечились. Хотя, как вы помните, еще долго после приезда в Бухару, мы болели. – Я откровенно хочу сказать, – не обращая внимания на Арона, – продолжал Уриэль, – муло Аарон Кандин также очень знающий и добрый, много делает для общины, а в синагоге продолжает дело своего отца. Вот почему я выражаю свое уважение к ним, они этого заслуживают.

После этих слов, неожиданно для всех, Арон резко вскочил со своего места и вышел из комнаты. Больше в этот вечер его здесь не видели.

Понимая, что  высказывания  Уриэля были направлены прежде всего в его адрес, Арон посчитал себя глубоко униженным. Сжигаемый мстительным чувством злобы к Уриэлю, и усилившейся на этой почве ненавистью к Кандинам, он всерьез задумался над планом возмездия им всем.  « Посмотрим еще, кто уважаемый, а кто нет, – кипел он, – все получат свою меру «удовольствия», – злорадствовал он мысленно.

Он затаился, обдумывая шаги расплаты своим врагам. В конце концов, движимый слепой злобой, Арони Ниез придумал, наконец, как навредить Кандинам. Способ был не нов, прост,  эффективен, надежен и главное – безопасен; особенно часто применялся  в условиях постоянных интриг между сановниками Арка. Однако, сделал он это по прошествии более, чем полугода после того, как он поругался с Уриэлем: медлил с единственной целью – отвести от себя подозрения. « Пусть подзабудется ссора в синагоге, – думал он, – пусть подзабудется моя ссора с Уриэлем. Чем больше времени пройдет, тем меньше смогут кивать в мою сторону.»

К тому времени Аарон Кандин уже почти два года был в должности калонтара синагоги, одновременно исполняя обязанности советника главного закятчи Бухарского  эмирата. Донос, посланный Арони Ниези, попал в руки помощника кушбеги  Салимжона Кори, много лет исполняющего обязанности секретаря канцелярии. Это был неторопливый хитрый человек, стремившийся из каждой бумаги, или каждого дела,  извлечь выгоду лично для себя. Канцелярию посещали важные господа эмирата – чиновничий аппарат эмира в самом дворце, родственники, везиры, беки – наместники эмира в вилойятах и  в городах, больших и малых, духовные лица, казии, миршаб – начальник полиции Бухары, военные советники, начальники охраны дворца и лично эмира, а так же представители купечества и представители посольств других государств. Имея дело с такими людьми, Салижон Кори выработал особые манеры поведения, говорил он спокойно,  вкрадчиво и с достоинством. Пост его был важный : от него  зависело быстро или долго, месяцами, могли рассматриваться различные деловые бумаги, ходатайства, прошения, время приема эмиром и многое другое. Порой судьба людей зависела от его личной благосклонности. С ним стремились иметь хорошие отношения крупные сановники и лебезили чиновники помельче.

Салимжон Кори знал о неприязни кушбеги и Кази-калона к Аарону. И, хотя к делам о налогах Кази-калон не имел отношения, Салимжон Кори именно ему решил показать бумагу, желая, на всякий случай, иметь хорошее к себе расположение могущественного Кази-калона… Салимжон Кори понимал  также, что Кази-калон больше заинтересован в изгнании Аарона из Арка, чем кушбеги, который сам иногда прибегал к услугам Аарона, осбенно тогда, когда нуждался в деньгах . Поразмыслив таким образом, Салимжон Кори сунул бумажку подальше, чтобы в удобный момент показать ее Кази-калону.

–      Ассалом алейкум, почтеннейший мулло Ходжи!, – с низким поклоном поздоровался Салимжон Кори с Кази-калоном, когда закончилась вечерняя молитва и прихожане разошлись из мечети.  Уже темнело.

–      Ва-алейкум ассалом, уважаемый э-э-э-, вглядываясь к подошедшему, сказал Кази Калон, и, наконец узнав его, добавил,- О-о-о! Уважаемый, Салижон Кори! Как поживаете? Как дети, здорова ли жена?

–       Слава всевышнему! Благодарю, надеюсь и у вас все хорошо, не болеете и дома все здоровы? Таким образом , пышно поприветствовав друг друга, после небольшой паузы, Салимжрн Кори решился рассказать о цели своей встречи с Кази-калоном.

–       Таксыр, вы  знаете, как хорошо я к вам расположен и мое высокое уважения к вам, – он приложил руку к груди и наклонил голову.  – Днем и ночью я думаю о благе светлейшего эмира, да продлит Аллах его годы, да придаст силы и здоровья ему!, – говорил он, а сам думал о том, как сказать о доносе так, чтобы Кази Калон высоко оценил его услугу. – Я всегда ценю ваши советы, таксыр, – говорил он медленно, с  подобострастной улыбкой, – вот и сегодня хотел узнать ваше мнение…                       –         Говорите, говорите, уважаемый, что привело вас ко мне,  – ответил Кази Калон, внутренне слегка раздражаясь, так как был голоден и хотел быстрее прийти домой, но вежливости в голосе не убавил. «Наверное, терьяка накурился», подумал он, – так о чем вы? И он пошел по направлению к выходу из мечети.

–       Таксыр, недавно верные люди принесли мне бумагу, где говорится об Аароне, – да простит меня Аллах, когда я произношу презренное имя еврея!

–       Говорите! – Кази-калон приостановился

–       Таксыр, Аарон, – Салижон понизил голос, будь проклято его имя, оказался вором! Он грабит казну его величества эмира! И я подумал, что первым об этом должны узнать вы, чтобы услышать от вас мудрый совет…

–       Подождите, – перебил Кази-калон поток словоизлияний,-как вы можете подтвердить такое страшное обвинение?

–     У меня есть доказательство! Вот оно! – Салижон Кори показал бумагу и развернул ее.

–     Что это? Читайте!

–  « Достопочтимому Кушбеги Благородной Бухары, Великому  Везиру!

                           Ваш верный слуга, прах у ваших ног!

                          Смею довести до вас такие свведения.

Аарон Кандин,  КАЛОНТАР еврейской общины в Старой махалле, часть налогов джизья ложит в свой карман точно так же, как это делал его отец Моше-кози. И это они делали каждый год, становясь все больше богатыми.Пусть Аллах накажет меня, пусть отсохнет рука моя, если я говорю неправду.»

–       Вот!, – торжествующе сказал Солижон Кори, закончив читать донос, складывая бумагу и пряча ее во внутренний карман своего шелкового дорогого халата.

Даже для него, Абу Наср Кунанбой-ходжи Кази-калона, это была нелегкая задача. Потому что, будь Аарон даже трижды евреем, никто не мог, не рискуя вызвать внезапный звериный гнев эмира, каким-нибудь неприятным сообщением, не угодным его величеству. Все хорошо знали с какой легкостью в таких случаях он мог сослать знатного везира в отдаленное бекство, назначив «почетным» амлякдаром маленького поселения под присмотр грубых местных сарбазов, сеидов и рваных дервишей, – это еще при самом лучшем раскладе, а в худшем случае, – в тюрьму или в страшный зиндон Арка.

–      Да-а, – протянул  Кази-калон, размышляя, – вы, уважаемый Салимжон Кори принесли хорошее известие, – помолчал, и спросил: –  Больше никому не показывали бумагу?

–      Нет, таксыр, только вам.

–      Мне надо подумать, дело не простое. Вам ведь все равно придется передать бумагу кушбеги, не правда ли? Передавайте. А я пока подумаю…  Предоставим Аллаху распорядиться судьбой этого всезнайки –джугута. До свидания, будьте здоровы, – вежливо попрощался Кази Калон.

Весь следующий день Кази-калон задумывался над неожиданным и приятным  сообщением Салижона Кори. С одной стороны, ему очень хотелось быть первым в глазах эмира, кто предоставит доказательство о нечестности Аарона. Вместе с тем, понимал, что эмир не случайно держит в своей свите молодого, но очень умного и уважаемого в  еврейской общине человека, да к тому же богатого. Кази-калон потому и слыл мудрым судьей, что в  различных спорах между людьми он умел поставить себя на место истца, либо ответчика. Это был простой, но проверенный годами приём, который позволял правильно разрешить ситуацию. Вот и сейчас он хотел понять, насколько глубоко эмир ценит Аарона – вот в чем вопрос. Если он нужен эмиру, а это очевидно, значит не захочет с ним расставаться и поэтому будет раздражен доводами своих везиров против Аарона.

«Даже лев может подавиться убитым им зайцем», – вдруг вспомнил он народную поговорку. Не буду рисковать., – решил Кази-калон, пусть кушбеги сделает первый шаг, а я посмотрю, что из этого выйдет и подам свой голос в нужный момент.

На одном из званных вечеров, которые часто проводились во дворце, собрались знатные сановники, беки, везиры, муллы и почетные гости хозяина празднества. Звучала  веселая музыка, гремели бубны, гостей веселили аскиячи – острословы-юмористы, после каждого словесного выпада которых друг против друга, раздавались взрывы хохота. Потом с рубабом в руках пел шашмакомы и несколько народных песен талантливый молодой певец Бохор Калхок. Его мягкий, богатый тембром, но еще по-юношески высокий и чистый голос, брал каждого слушателя за душу, а содержание песен и музыкальные мотивы заставляли задуматься и расчувствоваться. Шум, который до появления певца бушевал в зале тот-час же затих, все примолкли. После каждой песни сначала наступала полная тишина, а затем, мгновенье спустя, вспыхивали аплодисменты и раздавались одобрительные возгласы:  «баракалла! , баракалла! Жув бошад!»

       Кушбеги и Кази Калона, бывших на этом торжестве, посадили рядом, во главе стола, как самых почетных и дорогих гостей. Каждый из них скрывал, что хотел бы поговорить с собеседником, но теперь были рады открывшейся возможности прояснить свои позиции, Слева от Кази Калона  сидел некий влиятельный сановник  мулло Али Баходур – дальний родственник самого эмира. Он был горд тем, что оказался за одним столом с такими важными и именитами вельможами, подчеркнуто ухаживал за рядом сидящим с ним Кази-калоном. Желая угодить ему, сановник с пафосом говорил :

–      Я с удивлением и отвращением наблюдаю, как здесь, во дворце солнцеподобного эмира, да прибавит аллах ему годы, люди эмира сообщаются с евреями, которые всегда были народом лживым и коварным, хитрым и ненадежным, – Али положил в рот кусок баранины и продолжал, придвинувшись к уху собеседника :

–    Поверите ли, таксыр, – говорил он громко, –  меня охватывает страх, когда я вижу   перед собой их хитрые рожи, – они все предатели!, –  громко воскликнул он, а больше всего на свете надо бояться предателей!

Хотя Кази-калону и были приятны  речи соседа, но он ни на минуту не упускал из вида своего другого соседа справа – кушбеги. После нескольких общих малозначащих фраз, которыми они вежливо обменялись, Кази-калон решил, наконец, приоткрыть свои карты. Его главной целью было  заручиться поддержкой могущественного Кушбеги… :

–       Мой друг, – сказал он, наклоняясь ближе к кушбеги, – мы недовольны приближению Аарона к трону эмира, и назначением еврея на пост Советника  казначейства, что противно шариату. Мы хотели бы знать от вас силу гнева светлейшего, если предложим на этот пост мусульманина, который близок и предан нам с вами, – Кази-калон сделал жест рукой, показывая, что речь идет о них двоих – близких союзниках, – Кушбеги слегка кивнул головой. Кази Калон воспринял его движение, как знак одобрения сказанному и решил спросить прямо: – Возможно ли предложить светлейшему нашего человека?

Кушбеги молчал. И тогда, немного растерявшись от неопределенности его реакции,   Кази-калон рискнул сказать:

–        А может… сами евреи, с помощью всемогущего Аллаха, помогут нам убрать Аарона из дворца? У меня есть одна такая мысль, но я хотел бы прежде знать ваше мнение, таксыр.  Кушбеги слушал молча. Неписанные законы дворца диктовали необходимость быть осторожным, чтобы не попасть впросак, быть хитрым, чтобы в нужные моменты

быть союзником, или скрытым противником и даже врагом, быть гибким, чтобы не стать расплющенным от подлых, беспощадных ударов врагов и бывших союзников и друзей.

Прочтя донос, на котором не было подписи, он решил не торопиться оповещать эмира : донос пригодится в другое время, когда Аарон действительно не будет нужен ни эмиру, ни ему – кушбеги. Но, что ответить Кази-калону?

–      Дорогой ходжи, – начал он осторожно, – вы друг, которому я не только доверяю, но и глубоко уважаю. Мне, как и вам глубоко противен этот еврей Аарон, но скажу вам прямо, человек он угодный нашей Благородной Бухаре – так думает наш светлейший повелитель… Мы видим – Аарон добился уважения и у других людей дворца своей покорностью, умом и полезностью нашему казначейству, – кушбеги сделал небольшую, словно вынужденную паузу, чуть передвинувшись и расставляя поудобнее под себя подушки. « Неужели Кази-калон знает о доносе?» , – подумал кушбеги, вспомнив его фразу  о евреях, – и продолжил, – придет время и дух Аарона исчезнет из дворца. Пока это время не пришло и нужно потерпеть.

–      Но, если этого нельзя сделать сейчас, то готовиться надо.

–      Что вы имеете ввиду?

–      И Кази-калон решился: –  Нужно сделать так, чтобы Аарон принял мусульманство, стал чала и женить его надо на мусульманке. Тогда он станет ближе к шариату, и не будет столь заносчив и горд… При удобном случае хочу подсказать это эмиру.

–      Ваша мудрость не знает границ, – сказал кушбеги, улыбаясь, –  предоставим Аллаху распоряжаться судьбой этого всезнайки-еврея, –  встал с курпачи, давая понять, что он одобряет этот план, а разговор – окончен.

        Кази-калон был озадачен: ему недостаточно было одного только согласия кушбеги, ему важно было иметь конкретную поддержку в момент, когда он скажет эмиру о недовольстве возвышением еврея Аарона. Поэтому Кази-калон тоже встал со своего места и сказал:

–      Мои люди должны были послать бумагу из махалли иудеев против Аарона, – Кази Калон сделал ловкий ход, – надеюсь, вы ее получите и в нужный момент покажете эмиру.

«Так я и думал! – мелькнуло в голове кушбеги, – он знает о доносе, а вслух сказал:

–        Можете не сомневаться,  уважаемый Кази-калон, – и еле заметно улыбнулся.

Таким образом, хитрый Кази-калон приписывал себе все заслуги в борьбе против Аарона, что повышало его авторитет в глазах мулл, бездеятельного шейха и всех тех, кто так же ненавидел Аарона и не хотел видеть его во дворце.

Между тем, постоянные интриги везиров и сановников против Аарона  продолжались и набирали новые обороты. Высшие чиновники и ходжи Кази-калон,

проявляя внешнюю покорность воле эмира, на самом деле никогда не смирялись с тем, что важный пост советника казначейства эмир поручил иноверцу еврею.  Растущая

популярность Аарона все больше раздражала их, особенно верховное руководство мечетей Арка: в своем кругу  муллы не скрывали своего враждебного отношения к Аарону и они громко говорили о том, что занимаемый им пост советника казначейства противоречит законам шариата:

–      Присутствие еврея в приближении к эмиру – это нарушение правил, установленных шариатом, – сказал хатиб – мулла Соборной мечети. Он каждую пятницу читал хутбу перед прихожанами, пользовался авторитетом, поэтому сейчас его слова были восприняты с одобрением.

–        Приятно слышать слова достойного слуги Аллаха! – воскликнул кто-то

–      Слуги нашего святого эмира,  наимудрейшего из мудрых, пять раз в день  совершают намаз в мечети. Разве может быть рядом с нами еврей?! – возмущались они.

–      Будь его имя проклято в веках! – возмущенно цокали языками муллы.

–      Братья мои! Мы найдем время, когда звезды будут предрасположены к нам, мы падем ниц перед эмиром, нашим светлейшим благодетелем, и мы будем слезно просить его, чтобы не было место еврею среди мусульман Арка! – говорил какой-то третий мулла. Другие согласно кивали головами, воздевая руки кверху, – аминь

Нужен был только повод, чтобы расправиться с Аароном.

–      Абу Наср Кунанбой-ходжи был настроен решительно: он скажет эмиру, что муллы недовольны, что они хотят изгнания Аарона из дворца, и, что он, Кази-калон видит простой, но эффективный выход.  Ключ умиротворения мулл и народа  Бухары лежит в могучих и справедливых руках самого эмира – Аарон, находясь в Арке, рядом с вашим величеством, должен жениться на мусульманке  – таков шариат. Хитроумный Кази-калон недоговорил эмиру лишь о том, о чем они оба знали и без лишних слов: прежде, чем жениться на мусульманке, Аарон  сам должен стать мусульманином – в этом заключалась изюминка  заговора мулл и сановников дворца.

С начала  Х1Х века и до его середины, духовенство Бухарского эмирата неуклонно набирало силу политического влияния на эмира. Чем больше нищал народ, тем сильнее становилось мракобесие в лице многочисленных мулл, и тем глубже оно проникало в уличную толпу. Нищета и озлобленность – предпосылки и спутники мракобесия, при которой легче влиять и управлять толпой, направляя слепую энергию недовольства народа в другую сторону от власти и богатеев. Впрочем, эти понятия одного порядка: истинной властью владеют богатеи и только они… Любая искра могла привести к бунту, опасаясь которого, правители эмирата вынуждены были прислушиваться к мнению верхушки духовенства и даже проводить всю политику эмирата под прикрытием законов шариата. Вот почему эмират и ханства были закрытой зоной для внешнего мира.

Разговоры недовольных мулл доходили до ушей эмира и он, умудренный опытом длительного правления эмиратом, решил погасить конфликт.                                        Однажды утром эмир, закончив совещание с кушбеги,  велел призвать Аарона.

–      В казначействе много работы, – сказал ему эмир. И Мы велим тебе взять дополнительно под свой присмотр работу монетного двора. Эмир встал со своего кресла и стал прохаживаться по кабинету, выстланному огромным красным  ковром ручной работы, привезенным из Персии. Он был обут в мягкие массы с высокими блестящими черными голенищами.  –  Там нужно навести порялок не только в подсчетах, – продолжал эмир, то подходя к Аарону, почти вплотную,  то удаляясь от него бесшумными шагами, – но и продумать увеличение чеканки серебряных и золотых монет. Мы нуждаемся в деньгах, мы нуждаемся в расширении торговли. Почтенный муло Мирзо-бий не успевает все это делать. Поэтому, ты, Аарон должен переехать в Арк и жить здесь с семьей, эмир сделал паузу и добавил, – мы найдем тебе достойную женщину, – эмир чуть усменулся, но глаза его смотрели на Аарона  испытующе.

–       Ты должен находиться при нас постоянно, – тоном, не допускающих возражений, сказал эмир,  – говори! – что скажешь? – приказал он.

–       Милостивый государь, – сказал Аарон, низко склоняя голову, – ваша воля – закон для всех живущих на этой земле, мы счастливы выполнять все ваши пожелания. Мы,  верноподданные  иудеи, готовы выполнять все фармоны во имя благоденствия святого эмирата. Но, смилуйтесь, государь! – и Арон встал на колени, не поднимая головы, –  вера отцов и моя совесть не позволяют мне брать вторую жену, если жива первая, которую я глубоко уважаю и имею от нее пятерых детей…- спазмы сдавили горло Аарона, голос его задрожал, но… но, если такова воля Вашей светлости, то я женюсь, но это большой грех! Аарон замолчал, ожидая слов эмира.

–  Иди! Отныне ты будешь жить во дворце, – сказал он, отвернувшись от Аарона.

***************